Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]
Большинство членов Совета Олвин знал в лицо, и вид такого числа знакомых придал ему уверенности. Как и Джизирак, эти люди не казались настроенными враждебно, они были просто изумлены и сгорали от нетерпения. В конце концов это были носители здравого смысла. Они могли испытывать раздражение от того, что кто-то доказал им, что они ошибаются, но в том, что они затаили против него недоброжелательство, Олвину не верилось. Когда-то такой вывод мог оказаться чересчур поспешным, но человеческая природа в некоторых смыслах изменилась к лучшему.
Они выслушают безо всякой предвзятости, но вся штука была в том, что их мнение не имело решающего значения. Его судьей будет не Совет. Им будет Центральный Компьютер.
16
Не было никаких формальностей. Председатель объявил заседание открытым и повернулся к Олвину.
— Мы бы хотели, Олвин, — произнес он достаточно благожелательно, — чтобы ты рассказал нам, что произошло с тобой с того времени, как ты исчез десять дней назад.
Употребление слова «исчез» означало очень многое, подумалось Олвину. Даже сейчас Совету не хотелось признавать, что кто-то побывал за пределами Диаспара. Он подумал — а знают ли эти люди о том, что в городе бывают чужие, и, в общем, усомнился в этом. Будь это так, они выказали бы куда больше тревоги.
Он рассказал свою историю ясно и ничуть не драматизируя. Только в одном месте он отошел от строгого фактического изложения событий и ни слова не сказал о том, каким образом ему удалось ускользнуть из Лиза. Казалось более чем вероятно, что к этому методу ему придется прибегнуть снова.
Было очень интересно наблюдать, как отношение членов Совета к его рассказу мало-помалу менялось. Сначала за столом сидели скептики, отказывающиеся примириться с отрицанием, по сути дела, всего, во что они верили, с разрушением их сокровеннейших предрассудков. Когда Олвин поведал им о своем страстном желании исследовать мир, лежащий за пределами города, и о своем ни на чем, в сущности, не основанном убеждении, что такой мир в действительности существует, они смотрели на него, как на какое-то диковинное существо. С их точки зрения, так оно и было. Но в конце концов им пришлось допустить, что он оказался прав, а они ошибались. Им могло очень и очень не нравиться то, что рассказал Олвин, но они более не в состоянии были закрывать глаза на эти факты. Если у них и появилось такое искушение, то стоило только кинуть взгляд на молчащего спутника Олвина, чтобы от этого искушения избавиться.
— Мне представляется большой трагедией, — говорил Олвин, — что две сохранившиеся ветви человечества оказались разобщенными на такой огромный отрезок времени. Возможно, он и наступит, тот день, когда мы узнаем, почему это произошло, но сейчас куда более важно поправить дело и принять все меры к тому, чтобы впредь такого не случилось. Когда я был в Лизе, то протестовал против мнения, что они превосходят нас. У них может оказаться много такого, чему они в состоянии нас научить, но и мы можем дать им многое. Если же мы будем считать, что нам нечего почерпнуть друг у друга, то разве не очевидно, что неправы будут и те, и другие? — Он выжидательно посмотрел на полукольцо лиц и с воодушевлением продолжил: — Наши предки построили общество, которое достигло звезд. Люди передвигались между этими мирами как им заблагорассудится, а теперь их потомки носа не высунут за стены своего города. Хотите, я скажу вам — почему? — Он сделал выжидательную паузу. В огромном пустом помещении никто не шелохнулся. — Да потому, что мы боимся — боимся чего-то, что случилось на заре истории. В Лизе мне сказали правду, хотя я и сам давно об этом догадывался. Неужели же мы должны вечно, как трусы, отсиживаться в Диаспаре, делая вид, что кроме него ничего больше не существует, и только потому, что миллиард лет назад Пришельцы снова загнали нас на Землю?
Председатель, нахмурившись, посмотрел на него:
— У тебя есть еще что-нибудь, что ты хотел бы сказать? Прежде чем мы начнем обсуждение того, что именно следует предпринять…
— Только одно. Я хотел бы отвезти этого робота к Центральному Компьютеру.
— Но зачем? Ты же знаешь, что Компьютеру уже известно все, что произошло в этом зале…
— И все-таки я считаю это необходимым, — вежливо, но упрямо проговорил Олвин — Я прошу разрешения у Совета и у Компьютера.
Прежде чем Председатель смог ответить, в зале раздался голос — ясный и спокойный. Никогда раньше, за всю свою жизнь, Олвин не слышал его, но он знал, чей это голос.
— Пусть он придет ко мне, — произнес Центральный Компьютер.
Олвин перевел взгляд на Председателя. Надо отдать ему должное, он не пытался торжествовать свою победу. Он просто спросил:
— Вы разрешите мне покинуть вас?
Председатель оглядел Зал Совета, не увидел ни малейшего движения несогласия и ответил несколько беспомощно:
— Очень хорошо… Прокторы пойдут с тобой, а когда мы закончим обсуждение, приведут тебя обратно…
Олвин слегка поклонился в знак признательности, огромные двери снова раздвинулись перед ним, и он не торопясь вышел из зала. Джизирак двинулся вслед за ним. По длинному коридору они направились прочь от Зала Совета, а их эскорт терпеливо следовал в отдалении.
…Эти пространства не были предназначены для человека. Под пронзительным сиянием голубых огней — столь ослепительных, что больно было глазам, — длинные и широкие коридоры простирались, казалось, в бесконечность. Роботы Диаспара, должно быть, скользили по этим проходам с незапамятных времен, но стены здесь еще ни разу не отзывались эхом на звук человеческих шагов.
Здесь раскинулся подземный город — город машин, без которых Диаспар не мог существовать. В нескольких сотнях ярдов впереди коридор переходил в круглое помещение, диаметром более чем в милю, весь свод которого поддерживали огромные колонны.
Это было помещение Центрального Компьютера. Здесь он размышлял над судьбой Диаспара.
Олвин оглядывал помещение. Оно оказалось даже более обширным, чем он решался себе представить, но где же был сам Компьютер? Почему-то он ожидал увидеть одну огромную машину, хотя и понимал, что такое представление наивно. Величественная и совсем лишенная смысла панорама, распахнувшаяся перед ним, заставила его застыть в изумлении, сдобренном значительной долей неуверенности.
Коридор, по которому они пришли сюда, обрывался высоко в стене, замыкавшей это огромное пространство, самую гигантскую пещеру, когда-либо вырытую человеком. По обе стороны устья коридора длиннейшие пандусы полого спускались вниз, к далекому полу. И все это, залитое нестерпимым светом место покрывали сотни огромных белых структур, таких неожиданных по формам, что какое-то время Олвину казалось, будто он видит необыкновенный огромный подземный город. Это впечатление было поразительно живым, оно осталось в памяти Олвина на всю жизнь. И нигде глаз его не встречал того, что он ожидал увидеть, — не было знакомого блеска металла, этой от века непременной принадлежности любого машинного слуги человека.
